— Девочка с ненавистью смотрит на женщину, когда думает, что никто этого не замечает.
— Бессмыслица. Она даже не знает Страфу. Страфа для нее неопасна.
— Как знать. Ты сегодня в состоянии для тренировки?
— Ты ведь еще не готов к такому, верно?
— Я сам задам себе темп. Тренировка — как раз то, что тебе нужно, чтобы чем-то заняться. Ты превратился в лохань слизи.
Преувеличение было крайне злым, но не совсем промазало мимо цели.
Я все еще чувствовал слабость после простуды, хотя худшее осталось позади. Если я буду время от времени пользоваться ингалятором Дина, мой нос не будет забит и я не буду выкашливать куски флегмы крупнее своего кулака.
— Это будет весело — готовиться к нашей личной войне, — сказал Морли.
Я сомневался, что остальной мир оставит нам достаточно противников, чтобы можно было сделать хотя бы один тактический ход. Десятки людей сейчас пытались положить конец этому ужасу.
Я был уверен, что страх посеять панику и нарушить порядок вещей тяжким бременем лежал на всех, имеющих власть и влияние. Если страх охоты на ведьм и впрямь имел под собой какую-то основу, неудивительно, что влиятельные и властительные утаивали самое худшее.
— Может, мы дурачим сами себя, старина, — сказал я.
— Неважно. Что бы мы ни сделали, чтобы приготовить наши тела и очистить наши души, это не будет пустой тратой времени.
Морли пребывал в настроении «воинское искусство — философия».
Я улыбнулся и пообещал:
— Сделаю все, что в моих силах!
— Засранец. Теперь ты потешаешься.
— Мне не нравятся люди, которые говорят так, как ты сейчас.
— Знаю. Зато у тебя идеальные интонации. Каждое слово позаимствовано у умирающей маленькой девочки из комедии «Скаффл».
— Проклятье. Ты меня поймал. Откуда ты узнал?
— Я видел все, что ставили во Всемирном. И хорошее, и плохое.
— Тогда кто понаделал в тебе дыр? Что ты такого видел, раз кто-то решил: пора тебе уснуть в грязи?
— Верно. Теперь ты поймал меня. Я страдаю провалами в памяти. Хотел бы я, чтобы эти провалы относились к театральным постановкам. Аликс Вейдер и ее товарищи испоганили пьесу, пытаясь играть малышей в возрасте Пенни.
— А я ею наслаждался. Как только я преодолел фактор старых дев. То была милая история без сюжета.
— Ты сентиментальный, романтический идиот. На что, как напоминает мне моя чудесная память, Синдж не так давно любезно указала.
— Моя не менее несравненная память принимает во внимание, что она и тебя включила в это, по сути, ложное утверждение, в эту «утку».
— Утка — это такой музыкальный инструмент? Мы можем найти его в оркестровой яме? Как называется музыкант, играющий на басовой утке?
— С тобой все в порядке?
— Наверное, действие лекарства. А может, я просто сбрасываю напряжение, переводя разговор на глупости. Как думаешь, мы могли бы выскользнуть отсюда, если бы вели себя по-настоящему тихо?
— Синдж не повесила на дверь колокольчик, но вряд ли мы бы ушли далеко. Она легла бы на наш след. С ее-то носом. Потом Виндвокер спикировала бы вниз и сделала так, что мы бы покрылись фурункулами, или наколдовала еще что-нибудь в том же духе. Если бы Покойник не проснулся и не заморозил мозги в наших головах.
— Ты, вероятно, прав.
— Я прав.
— Он прав на сто процентов, — сказала Страфа из дверного проема.
Из-за ее спины Синдж добавила:
— Пулар Синдж согласна.
Просто чтобы быть крепким орешком, я сказал:
— В подобные времена я больше всего скучаю по Мелонди Кадар.
Синдж была взрослой женщиной. Она доказала это, оставив за собой последнее слово.
— В подобные времена я скучаю по Проклятому Попугаю. А его мы могли бы вернуть. Не так ли, мистер Дотс?
— Это могло бы оказаться нелегкой задачей. Он улетел с небесными эльфами, когда они были тут в прошлый раз. Вы могли бы молиться, чтобы он был настолько несносен, чтоб они отослали бы его обратно.
Я не прокомментировал это высказывание. Я не хотел, чтобы в чьей-нибудь голове засели безумные идеи.
Я сидел со Страфой в кабинете Синдж, держа под рукой стопку носовых платков.
Синдж за своим столом всеми силами притворялась, что ей неинтересно.
— Держу пари, вчера ты нашла большую кучу ничего.
— Ты телепат. Я и вправду провела время с дочерью и Кипом. А еще с Баратом.
Судя по ее голосу, для молодежи то было не очень веселым времяпровождением.
— Ты ведь не отшлепала их, верно?
— Нет. Я была настолько нежной, насколько могла. Не успел прибыть Барат, как я врезала Кеванс, что они с Кипом должны перестать быть постельными друзьями. У них теперь другие обязательства.
— Я гадал, видишь ли ты это.
— Полагаю, это видит даже Кайра. Не знаю, сумела ли я достучаться. Кеванс не хотела меня понимать, вероятно, потому что они с Кипом были так долго вдвоем против всего мира. И Кип, возможно, пока что не имел с Кайрой физических отношений.
— Не говори. Он слишком ее уважает. И не видит в этом несоответствия.
— Это просто моя догадка. А еще есть ты и я. Кеванс швырнула этот факт мне в лицо.
— О-ёй. А что сказал Барат?
— Это было до того, как он пришел. Кеванс быстро угомонилась после того, как он появился.
Синдж писала, притворяясь глухой. Я мог представить ее мысли о том, что наши личные жизни становятся даже более сложными, чем раньше.
— Мы сейчас не в том положении, чтобы настаивать: «Делай, как я говорю!» — заметил я.
— Верно. Но есть кое-что, что меняет дело.
— Ты о складе.